Деревянный ключ - Страница 66


К оглавлению

66

Беэр пожал могучими плечами и спросил:

— Я знаю? Но мы очень постараемся, чтоб нет.

— Ладно, не будем об этом, — Вера закурила, воткнула горелую спичку глубоко в мох, прислонилась спиной к корявой сосне и, прикрыв глаза, попросила: — Расскажите мне, наконец, эту историю про Маккавеев.

28 января 1161 года
Константинополь

— Когда упомянутый мною Антиох по прозванию Эпифан, которого не без оснований отождествляют с малым рогом из откровения пророка Даниила, не удовольствовавшись ограблением Храма, решил искоренить самою веру иудейскую — запретил под страхом смерти обрезание, изучение Торы и соблюдение прочих заповедей, — многие иудеи по малодушию или из корысти поддались ему, приняли греческие имена, стали приносить жертвы языческим богам… — На лице Соломона появилось такое выражение, будто он хочет сплюнуть, но не знает, куда. — Однако многие предпочли умереть с гордо поднятой головой, не изменив вере праотцев. А иные ревнители подняли не только головы, но и меч. Ты, верно, слышал про восстание Хасмонеев?

Дэвадан ответил:

— Да, припоминаю что-то такое. Какие-то чудесные победы…

— О! Со времен Иисуса Навина не было среди иудеев столь выдающегося полководца, как Иуда Маккавей! С малыми силами неизменно побеждал он бесчисленных врагов, что подтверждает праведность его деяний перед Господом. Были такие, кто почитал Маккавея за Мессию, что, конечно, неверно, ибо, во-первых, он не происходил из рода Давидова, а во-вторых, умер насильственною смертью, как и все четыре его брата. Последним из братьев правил Иудеей мудрый Симеон, а когда и его предательски убили, власть унаследовал единственный оставшийся в живых сын Симеона Иоанн, которого по-гречески звали Гирканом. Иоанн Гиркан счастливо избегнул участи злодейски умерщвленных братьев, сделался первосвященником и сподобился от Господа покойно править своим народом в течение тридцати одного года и умереть своею смертью в окружении пятерых сыновей. Однако перед самою кончиной он предрек неблагополучное будущее хасмонейской династии. И прорицание сбылось в точности — его старший сын Гиркана Иуда Аристобул вскоре самовольно провозгласил себя царем, чего прежде него не дерзнул совершить ни один из Хасмонеев. К тому же он заточил в темницу свою родную мать и всех братьев, кроме Маттатии Антигона, которого любил и сделал соправителем…

— Сказать по чести, я несколько запутался в этих хитросплетениях и именах. Насколько они важны для понимания нашего дела?

— Весьма важны, ибо имена эти ты услышишь еще неоднократно, посему постарайся запомнить: в те времена у знатных иудеев было принято, помимо имени еврейского носить соответствующее ему греческое — для общения с внешним миром. Так, Маттатия прозывался Антигоном, Иоанн — Гирканом, Иуда — Аристобулом. Этих трех вполне достаточно для моего повествования.

— Хорошо, три я, пожалуй, смогу заучить.

— И прекрасно. А я для удобства запоминания буду всякий раз употреблять оба имени. Итак, Иуда Аристобул, самопровозглашенный царь Иудеи, отличал среди прочих своего брата Маттатию Антигона, который, по всей видимости, унаследовал полководческий талант первых хасмонеев и был не менее их любим народом. Подлые и завистливые наушники из числа придворных поспешили вбить клин между ним и его венценосным братом, нашептав последнему, будто молодой Маттатия Антигон замышляет его убить. Впрочем, вполне вероятно, что и Антигону внушало нечто подобное его собственное окружение. Как бы то ни было, в конце концов клеветникам, а может, напротив, прозорливцам, удалось убедить Иуду Аристобула в том, что ему угрожает опасность со стороны единоутробного брата, того заманили во дворец и зарезали недалеко от царских покоев.

— Очень некрасиво. Но совсем неудивительно.

— Ха! Удивительное только начинается. Согласно широко известному преданию, гибель Антигона в тот самый день была предсказана неким ессеем по имени Иуда…

— А что значит — ессей?

— Ессеи были чем-то наподобие монашеского ордена, как у христиан. Святые люди, пользовавшиеся уважением и любовью всего народа. Утверждают, что, в отличие от двух других религиозных сект — саддукеев и фарисеев, — они не вмешивались в дела политические и вообще мирские, но лишь проповедовали и всячески стремились к духовному очищению.

— Возможно, с этими ессеями так оно и было, но весь мой скромный жизненный опыт подсказывает мне, что любое сколь-нибудь значительное объединение людей так или иначе в определенный момент проявляет заинтересованность политикой. И чем громче объединение декларирует свою невовлеченность в мирские дела, тем, как правило, глубже оно в них вовлечено бывает. Вот и в нашем случае: что, казалось бы, этому монаху до дворцовых интриг?

— Ты, что называется, зришь в самый корень, мой много мудрый друг! Я и сам придерживаюсь сходного мнения, что в каждом подобном объединении рано или поздно найдутся люди, кои попытаются негласно использовать его возможности для достижения неких особых целей. Но если ты позволишь мне продолжить рассказ, то убедишься в том, что для подобных домыслов оснований он даст более чем достаточно.

— Я весь внимание.

— Итак… Я говорил об этом ессее Иуде, о котором написано, что он был предсказателем, никогда не ошибавшимся в своих прогнозах…

— … Что лишний раз убеждает в его исключительной информированности. Предсказание ведь зиждется не на угадывании, а на знании, которое вкупе с природным чутьем и опытом позволяет сделать верные выводы. Когда арабы утверждают, что предсказывающий всегда лжет, они имеют в виду, что он либо говорит наудачу, либо знает больше, чем показывает, но в обоих случаях пытается убедить окружающих в мистическом происхождении своего дара. Предвосхищая твой вопрос — он начертан у тебя на лице, — скажу, что сам я крайне редко прибегаю к заведомой лжи, и только тогда, когда знаю, что клиенту она не навредит, а наоборот, укрепит и ободрит. И знаешь, что самое поразительное? Эти мои предсказания тоже почти всегда сбываются.

66