Деревянный ключ - Страница 65

— Не довелось читать, к сожалению, — вежливо сказала Вера и, указав на двуствольное ружье в руках собеседника, спросила: — Это ведь штуцер, да? Калибра двенадцатого, кажется?

Беэр изумленно воззрился на нее:

— Все-таки не зря я в вас влюбился с первого взгляда, Верочка. В моей жизни была только одна женщина, способная отличить штуцер от аркебузы. Но это было давно, в Египте. Мы с ней вдвоем охотились на крокодилов и гиппопотамов. Это было ужасно романтично… Бьюсь об заклад, вы отменно стреляете! Ведь так? — Весь его одесский акцент куда-то пропал.

— Думаю, да. — Вера склонила голову набок и улыбнулась. — Но охоту не слишком-то люблю. Во всяком случае, на безопасных зверей. А в ружьях разбираюсь немного оттого, что была… близко знакома с одним любителем. Он собрал огромную коллекцию охотничьего оружия — реквизированного у буржуев и аристократов, разумеется. Жемчужиной его сокровищницы был очень похожий на ваш Holland & Holland с царским вензелем, только калибром поменьше. Можно? — Она протянула руку, и великан безропотно протянул ей свою драгоценность. — Ох, какой тяжелый! С этим можно и на слона идти! Мотя, скажите, а зачем вам тут такая гаубица? В здешних лесах самый страшный зверь — кабан… или человек. Нужно бы что-то полегче и поскорострельнее.

— Вы меня не устаете поражать, ей-богу! Эту пушку я приобрел из чистого пижонства. Ну, и еще воспоминания детства — обожал читать рассказы про африканскую охоту, а там у всех обязательно был штуцер не меньше этого вот. А давеча, когда вы сидели в парикмахерской, зашел в оружейный магазин, увидал там свою детскую мечту, ну и подумал, что неизвестно, как оно все обернется… а так хоть порадуюсь обладанием. А на э… кабана у меня вон в том чехле замечательная игрушка Purdey, smooth-bore, как это говорят по-русски, гладко дульный?

— Гладкоствольный.

— Да. Возьмите его вместо вашего маузера! Он довольно легок.

— Спасибо, но с этим мне как-то привычнее, — Вера погладила темное ложе карабина, — да и зарядов в нем больше.

— Ну, как знаете…

В голосе Беэра послышалась обиженная нотка, и Вера поспешила перевести разговор на другое:

— Мотенька, вы стали рассказывать про Маккавеев, это было очень занимательно. И не дуйтесь на меня, пожалуйста, я не вполне пришла в себя после утреннего происшествия, потому и нетактична.

Беэр мгновенно оживился:

— Хотите орешков? Арахиса? Я всегда ношу в карманах.

— Орешки давайте. И расскажите уже про этих ваших Маккавеев, не мучьте! — сказала Вера жалобно, хотя и силилась улыбнуться. — Мне надо, наконец, понять, что я такое и зачем здесь оказалась, а вы ходите все вокруг да около! Вы все — такие несносные обскуранты!

— Верочка, ангел мой, бога ради! — Великан прижал ручищи к груди со столь трепетным видом, что стал похож не на отпетого, а на кающегося разбойника. — Помилуйте! Всё, ради чего мы так тянем резину, это токмо ваше драгоценное душевное здравие! Если бы вы знали, в каком мы сами были потрясении, когда… Хотя мы, разумеется, не можем быть ни в чем уверены… Знаете ли, ученые — самый суеверный народ в мире… — Казалось, ему не хватает дыхания, чтобы довести фразу до конца.

— Да знаю я этот народ! — Вера нетерпеливо дернула плечом. — Мотя, не томите, вы же сами сказали, что я необыкновенная женщина! Вот давайте предположим, что это действительно так, и я как-нибудь справлюсь с этим переживанием! Мотенька, вы же не врач, — она кивнула на спящих поодаль Шоно и Мартина, — а такой же авантюрист по натуре, как и я.

— И то верно, — неожиданно легко согласился Беэр. — Я из тех, кто рубит хвост одним махом.

— Так отрубите же! — взмолилась Вера, — Мне уже не будет хуже, чем сейчас, потому что это просто невозможно! — Слезы брызнули из ее глаз, и она отвернулась, больно закусив согнутый указательный палец.

— Верочка!.. — Мотя нерешительно придвинулся гигантским голубем, нежно погладил ее по плечу, воркуя: — Что вы? Право же… Все не так уж…

Она неожиданно обернулась и, вцепившись в его жесткие кудряшки, долго поцеловала в губы. Великан захлопал глазами, завел руки за спину, окаменел.

— Вера! Ангел мой, — прошептал он, лишь только рот его оказался свободен. — Зачем вы это? Этого нельзя…

— Я не ангел, — зло ответила Вера, вытирая глаза грубой замшей рукава. — Это вот он — ангел, а я — убийца и шлюха. Кто я такая, чтобы он меня любил?

— Что вы такое говорите, милая? — забормотал Беэр, непритворно ужасаясь услышанному. — Как же он может вас не любить, если вы его предназначение свыше?

— Я не хочу, чтобы он меня любил как предназначение! — Глаза Веры вновь увлажнились, она зажмурилась, мотнула головой. — Я хочу, чтоб он любил меня, как вы! Да, я знаю, знаю — ваше большое сердце стучит так громко, что выдает вас с головой. Ах, Мотенька, если бы не он, если не вся эта история, я была бы с вами, клянусь! Вы ведь мне очень-очень нравитесь!

— Но как же… О-ох… Но как же Марти? — Беэр с трудом выталкивал из себя звуки.

— Его я боготворю. И буду с ним, что бы ни случилось. А он… Вы заметили, что он едва перемолвился со мной словом после того… случая на дороге? Я ему стала омерзительна?

— Боже, какие глупости вы говорите! — вдруг рассердился Беэр. — Да он же просто места себе не находит, потому что из-за него, как он считает, вы подвергаетесь смертельной опасности!

— Правда? А вы? Как вы считаете?

— Я фаталист, — буркнул Беэр, внимательно разглядывая носки сапог.

— Мотя, — тихонько позвала его Вера, секунду помолчав, — а ведь нас всех здесь, пожалуй, убьют, а? — Голос ее прозвучал на удивление спокойно.