— Но…
— Никаких «но»! С этой минуты я беру дело под контроль. Я присылаю к вам своего человека. Вы наделяете его полномочиями и немедленно отправляете в Восточную Пруссию, где он будет осуществлять координацию наших мероприятий. И я требую, чтобы не позднее, чем завтра вечером, вы доложили мне об уничтожении вражеской группы! И не подведите меня, Генрих! Хайль Гитлер!
— Хайль…
— Вы не поверите — я! Собственной персоной! — промурлыкал Рудольф.
— Но вас же… — Вера от волнения проглотила окончание фразы.
— Насколько мне известно, вас — тоже. Жизнь полна сюрпризов, не правда ли? Кстати, эти серебряные иголочки вам очень к лицу.
От его горячего обволакивающего взгляда тело Веры внезапно сделалось как мраморное, а по занемевшей коже побежали огненные муравьи. Она покачнулась, попыталась дотронуться до лица, но не смогла шевельнуть рукой.
— Ай-яй-яй, господин хороший, — вдруг сказал по-русски Шоно, — вы безобразничать-то бросьте, или мы вам сейчас глазки шаловливые снова завяжем!
— Дались вам мои глаза! — буркнул Рудольф, неохотно отводя их от Веры. — Я вообще не понимаю, к чему было ломать эту пошлую комедию с повязкой! Уж не думаете ли вы, что мои молодцы не сумеют отыскать ваш сарайчик в течение получаса, если я не вернусь вовремя?
— Не сомневаюсь, что сумеют, — уже по-немецки ответил Шоно, усаживая Веру на охапку сена и снимая иглы, — но мы приготовили им пару-другую сюрпризов по пути сюда. Жаль было бы лишать ребят удовольствия. Ну, и хотелось, по правде говоря, немножечко поколебать ваш авторитет в их глазах.
— А вот это вы зря, — тоже на немецком произнес Рудольф скучно. — Пока я держу их в узде, они не будут в вас стрелять. Вы же понимаете, что стоит им взяться за оружие, все это джиу-джитсу — или как там его — вас не спасет.
Его зрение приспособилось к полумраку, и он различил в глубине амбара неподвижный силуэт огромного мужчины.
— Мне отчего-то кажется — поправьте меня, если я ошибаюсь, — сказал стоявший у гостя за спиной Мартин, — что вы сейчас немного кривите душой.
— Было бы чем кривить, — послышался из сумрака голос, заставивший теперь уже Рудольфа вздрогнуть. — Если хотите знать мое мнение, этот господин просто заговаривает нам зубы. Это у него профессиональное. — Беэр вышел на свет, и, увидав его физиономию, Рудольф закусил губу.
— Не сеновал, а какой-то дом свиданий, — пробормотал он.
— Что, в немецком цирке платят лучше, чем в итальянском, а? — Беэр завис над заметно побледневшим, но спокойным гостем.
— Не жалуюсь, — с достоинством ответил оберштурмфюрер немецкого цирка. — Хотя, наверное, не так, как вам — в английском.
— Так вы тоже знакомы? — воскликнула Вера.
— Весьма поверхностно, — поспешно ответил Рудольф.
— Поверхностно? — зловеще прорычал Беэр. — Да глубже вас в мой карман никто никогда не залезал, господин престидижитатор! Этот презренный шпагоглотатель с помощью своих грязных трюков меня подчистую обобрал в Цюрихе!
— Попрошу вас! — дерзко возвысил голос Рудольф. — Никаких трюков. Я играл честно! И коньяка не пил, в отличие от некоторых.
— А кто мне от коня глаза отводил, как цыган на ярмарке, а сам передвинул его на c4? Вы воспользовались тем, что я был беспечен и не записывал ходы!
— Ничего я не передвигал. Вы проиграли оттого, что я играю лучше, признайтесь!
— Да я тысячу раз потом разыгрывал в уме эту партию! — завопил Беэр, размахивая ручищами в опасной близости от носа оскорбленного фокусника. — Он никак не мог оказаться на с4, жалкий вы шулер, негодный космополит!
— От космополита слышу, — Рудольф скрестил руки на груди. — Я — сын венгерского немца и итальянки, волею случая родившийся в цирковой повозке под Нижним Новгородом. Патриотом какой страны я, по-вашему, должен быть?
— Порядочным человеком надо быть, беспутный сын итальянки! — проворчал Беэр, успокаиваясь. — И с нацистами не водиться. Учтите, что больше на ваши штучки я не попадусь! Берегитесь!
— Учту, учту. Я по натуре вообще весьма покладист и склонен к разумным компромиссам. Но и вы учтите, что в этой партии преимущество на моей стороне, как ни крути. За мной стоит большая сила.
— Никакая сила в мире не помешает мне свернуть вам шею, — мечтательно заметил Беэр, — если мне этого захочется так же сильно, как тогда, в двадцать втором.
— Охотно верю. Но оставьте в покое мою бедную шею и подумайте лучше о своих собственных! Поймите, что для меня в игре ставка — всего лишь карьера, а для вас — жизнь!
— Скажите, как к вам обращаться? — спросил Мартин.
— Винченцо Рудольфини, я помню! — бросил со своего места Беэр.
— Иван Рудаков? — предположила Вера.
— Это все сценические имена. Зовите меня просто Рудольфом, — улыбнулся многоликий артист.
— Итак, Рудольф, — продолжал Мартин, — насколько я понимаю, своими злоключениями мы обязаны вам? Я угадал?
— В первую очередь вы обязаны ими себе самому, мой дорогой Гольдшлюссель. Или все-таки Барабас? Нечего было трепаться с кем попало о таких важных вещах. Во вторую — нашей прелестнице, добросовестно расшифровавшей ради своего спасения дневники покойного шефа. В третью — своим друзьям, на которых и у чекистов, и у нацистов есть большой-пребольшой зуб. И уж только в четвертую — мне. Я не стану отрицать, что загнал вас сюда. В конце концов, это — предмет моей гордости, ведь вы крайне непростые противники. И горжусь также тем, что это я, а не бедняга Отто Ран, к примеру, сумел разгадать тайну Святого Грааля!